Впервые в жизни автор почувствовал необходимость написать о музыкальном произведении. И написать хорошо. Попробовать написать хорошо, потому что вряд ли можно описать словами и как-то объяснить это явление – 6\9. Впервые в жизни автор испытал катарсис во время прослушивания, впервые в жизни автор действительно прислушался к тому, что слушал и, скорее всего, впервые в жизни автор действительно УСЛЫШАЛ.
О Buck-Tick можно много чего сказать. От веселых песенок в стиле Just One More Kiss они пришли к чему-то темному и более глубокому. Путь этот был постепенным, осознанным и продуманным или, по крайней мере, производил такое впечатление, что тоже многого стоит. В конце 1990 года в коллективе случился некий моральный перелом, шесть месяцев тишины, а потом их всех будто переключили. Это уже были не те веселые ребята из 1986 года с улыбками до ушей и детскими хрупкими плечами.
6\9 сложно назвать просто альбомом или просто музыкой. Это круг. В какой степени, это Инь и Янь, в какой-то – просто круг жизни. 6\9 - это не классика, это не всегда приятная музыка, это не всегда приятная тема, но каждый раз – это что-то выдернутое откуда-то изнутри и выложенное на стол перед слушателем для пристального рассмотрения, потому что 6\9 – это откровение (не путать с исповедью, раскаянием, растиранием соплей по полу и т.д.). Возможно, это самое болезненное и отчаянное признание, которое только может быть. Каждая мелодия здесь – это история, каждое исполнение – это театр, в котором голос, движения и визуальное оформление такой же инструмент как гитара или ударные. Для 6\9 не существует такого понятия как языковой барьер, потому что человеческий язык здесь, прежде всего, звучит; и звучит он со всеми оттенками настроений и чувств, со всеми смыслами, которые вложены в значения иероглифов. Именно поэтому и благодаря этому, альбом следует слушать и смотреть. Каждая песня здесь маленький целостный концепт, который является частью одного большего концепта – самого альбома. Центром этой идейности является исполнитель, потому что это именно его откровение. Конечно, не все треки здесь написаны только Сакураи, но, как и в 2005 году, слушатель становится вольным\невольным созерцателем его внутреннего мира. И если в 2005 году мы получили настоящий театр и образ поэта на сверкающей поверхности диска, то здесь мы получили Сакураи, просто Сакураи, который снял маску того прекрасного и загадочного образа, который будоражил нихонские умы в начале 90-х, и показал нам (может быть, и себе), что за этой маской ничего нет. И если образ, который так мастерски поимел всех в 92 году, был настолько сказочным, что до него невозможно было дотянуться, то Сакураи 95 года не просто встал вровень со своим слушателем, он взглянул на своего слушателя снизу вверх.
С первого трека нас впускают в этот круг, в Loop (замкнутая цепь) альбома, по оси которого расположены песни как стадии осознания. Первый трек это не песня, это фактически стихотворение, которое читает нам Сакураи. Мог бы кто-нибудь тогда в 95 году подумать, что богоподобный Атсуши Сакураи заговорит с ним, с простым слушателем? Думаю, таких нашлось бы немного.
В 6\9 на самом деле не так много вопросов, в сущности, он там всего один – «зачем я существую?», но при этом там много осознания, правды и роста. Если первый трек – условное начало круга, некая пустота, то уже в следующем слушателя бросает в хаос Love Letter, единственная здесь (и вообще, наверное, во всем творчестве) запись полностью на английском языке. Она странна, непонятна, агрессивна, почти на грани безумия, без пунктуации и с грамматическими и лексическими отклонениями.
Здесь же впервые Сакураи сравнивает себя с животным (или Хисаши *автор текста* сравнивает исполнителя с животным, сложно угадать) – с собакой (как существо, всегда привязанное к другому существу). Какая ирония втом, что слово DOG можно прочитать наоборот. Кто, как не Хисаши обратит на это внимание?
И на фоне этого сумасшествия – предпоследний куплет –
Save my soul please
Show me the way
Save my soul please
Таким образом, среди всего этого хаоса у слушателя в руках оказывается это Love Letter, которым, среди прочего, является 6\9. И из этого же хаоса появляется сам Сакураи, он еще не человек – в Kimi no Vanilla перед слушателем предстает эдакий человек-овца (привет, Харуки Мураками). Ему уже не нужно быть красивым в песне и красивым вообще – он может спеть как овца, потому что это тоже он, потому что он может. Долой образ сказочного мальчика, все – вычеркнуто. В клипе на песню у него не уложены волосы, криво накрашены губы, нет обуви и очки весьма странной модели а-ля «здрасьте,я ваша бабушка». Он пришел из черно-белого хаоса Love Letter, он не имеет понятия, кто он, но уже как мантра начинает звучать –
Water, air and light
Love, bread, raison d’etre
Dreams, desires, pleasure
I love you
В этой песне нет ничего, кроме тела. Освободившись от старого образа, Сакураи имеет в своем распоряжении только тело (и чтобы любить, и чтобы чувствовать). Осознание своей телесности и необходимость в душе вдруг встречают слушателя в Kodou (heartbeat). В этой песне Сакураи рождается и в первые минуты своего существования дает ответ на вопрос «зачем я существую?» -
I don’t know why I was born, but even so,
I think I want to live passionately, if I’m loved
I want to live if I’m loved, I pray
В этом куплете еще есть неуверенность, сомнение, но его голос звучит так чисто, что предыдущие две песни, где вокал был искажен эмоциями, кажутся далекими и нереальными. Можно сказать, что в Love Letter и Kimi no Vanilla Сакураи пел телом, а в Kodou он поет душой, которая просыпается, распускается и, прежде всего, открывается. Наверное, это было бы хорошим завершением. В начале альбома мы видим хаос, потом некое животное состояние и смятение, а потом происходит магическое одухотворение и поиск любви.
Но это было бы слишком плоско для Buck-Tick. Если они берутся раскрывать какую-то тему, то они идут до конца. Сакураи был бы не Сакураи, если бы не вытащил из себя все то, что его так терзало на протяжении такого долгого времени. Поэтому после возвышенного Kodou, полного надежды и любви, слушателя встречает жесткая Kagiri Naku Nezumi (Eternal Rat). Здесь Сакураи опять зверь, но уже загнанный в угол, испуганный своей несвободой, затравленный и пытающийся вырваться. И, наверное, предыдущие песни подготавливали слушателя к этой одновременно отталкивающей и притягательной песне. Вот здесь окончательно разлетается в дребезги тот неземной образ длинноволосого восточного принца без коня. Сакураи не просто отказывается от этого образа – он выкидывает его, хочет растоптать, окончательно от него избавиться, потому что этот образ ИДЕАЛЕН, и поэтому - страшен. Силу образа вообще сложно понять, пока эта сила невыносимым грузом пленительной красоты и власти не коснется твоих плеч. И Buck-Tick хотят нам, слушателям, это показать. Хотят, чтобы мы почувствовали, как этот образ, превратившись в паразита, может поглотить личность. И если на концерте Climax Together Сакураи во многом предстал перед слушателями таким вот Дорианом Греем – без единого изъяна, всесильным и недосягаемым, то в этой песне он уже поет совсем не дориановские песенки:
I'm already sick of looking at this boy who pretended to be lonely
This boy who pretended to be mysterious
It's a game of no return; deceived by the road signs, I'm lost
It's already goodbye, sweet-faced boy
Одновременно с полным развенчанием «старого» образа в этом треке появляется образ человека, который хочет сбежать, но при этом не может этого сделать. С одной стороны, он избавился от этого пластикового образа, освободился, но с другой – образ уже стал частью личности, он так глубоко засел, что свобода оказывается не такой легко достижимой, как, возможно, казалось в самом начале. Мало стряхнуть с себя золотую пыль, надо найти в себе силы посмотреть на себя настоящего. И здесь вот и открывается зияющая пропасть. Образ можно сравнить с каменной стеной – за ним всегда можно спрятаться, всегда можно притвориться, всегда можно сыграть, а оказаться одному в своем же собственном теле – страшно.
I have no wings, I'm rolling on the floor laughing—I noticed the terror in the fairy tale
Imperfection is for sale, I can't spit it up and throw it away; I'll continue to fear it until I'm past my expiration
Наверное, именно в этой песне столько ненависти, что в какой-то момент до слушателя доходит, что вместе с образом Сакураи отвергает всего себя. И именно поэтому он оказывается в пустыне, которую представляет следующая песня – Rakuen (Heaven). Здесь минимализм и в музыке, и в видео-оформлении, и в словах. Сакураи просто спрашивает себя и остальных:
Loving and hurting one another—
What more than that do you seek?
Если Love Letter напоминает зарождение жизни из греческих мифов (собственно, из хаоса появляется жизнь), то Rakuen напоминает уже египетскую версию сотворения мира, где доминирующим образом является пустыня. Вся группа образует тот самый символический круг, водит хоровод вокруг источника света, будто хотят заколдовать слушателей. Эта песня – одновременно и этническая, и странная в своей современной глюканутости. Голос здесь и искажен, и приятен, немного резок, и мягок. Следует также отметить, что именно в клипе к этой песне нам визуально показали и физически закрепили единство всего альбома (товарищи музыканты держатся за руки, неожиданно, правда?).
А в следующей песне Hosoi-Sen (Thin Line) нас опять долбает током неожиданности – из шамана Сакураи вдруг превращается в ребенка. Музыка Хошино вдруг из какой-то магической и трансовой вдруг становится по-настоящему «раздолбайской». Ни Хошино, ни Сакураи не хотят порядка – они могут то, что могут. Поэтому Сакураи нервно дергается и «капризнячает» своим вокалом. В тексте он использует детские фразочки, сбивается с мысли, не договаривает фразы:
I just don't care, la la la, whatever is fine, la la la la
I'm already, la la la…it's better not to know the answers
смеется над собой, а может и над нами всеми:
The blessings of the gods are on my weak, powerless self
I'm lost and alone—when I open my eyes, there's darkness
In my words, blushing, thin-lined,
I'm singing alone, just so I can eat
<…>
I'm a lonely person, la la la…saying goodbye, I laugh and disappear
И как всякий ребенок, оказавшись в темноте, Сакураи кричит (буквально) на протяжении всей следующей песни Somewhere\Nowhere:
Where is this? Where am I? Where is this?
I don't know
What should I do?
Альбом 6\9 был бы, наверное, неполным, если бы к текстам конкретно не приложился Хиса. Со времен Love Letter он уже успокоился, повзрослел и выдал нам песню с очень длинным и не совсем понятным названием. Сакураи здесь лишь тень в припеве. Вполне возможно, что этот текст обращен как раз к нему:
We'll do well on the other side—let's break through and meet in the capital of hope
Интересно, что, когда Хисаши поет capital of hope Сакураи одновременно на заднем плане почти шепчет on the edge of hell. Скорее всего, на момент записи альбома и сочинения лирики Сакураи находился именно там.
Тем не менее, в следующем треке нас встречает все тот же деструктивный образ из Hosoi-Sen. Однако Hosoi-Sen полна детского максимализма, а Detarame Yarou (Irresponsible Bastard) уже показывает это непреодолимое желание близости и тепла:
I want friends, I am all alone
I love the rain and I love the night
И хотя в песне доминирует тема смерти, в этих двух строчках, которые поются только один раз, можно узреть ту малюсенькую надежду, о которой нам спел Хиса в предыдущем треке. Надежда растет, маска Detarame Yarou трескается и перед нами оказывается самая красивая и самая грустная (именно что грустная) песня Buck-Tick до сегодняшнего дня – Misshitsu (Secret Room). Сложно сказать, что это за песня. Ее надо просто услышать – мягкую, трагическую, но сильную музыку, отчаянный переход в припеве, где музыка сливается с вокалом так, что сложно сказать, что чему подчинено. Сакураи здесь не кривляется, не красуется, не пытается выделиться, он просто стоит в тени и поет:
I’ll know your pain, and I’ll give to you my joy, and I’ll be with you, so please smile
Into your wounds I’ll pour my overflowing love, so stay with me, and don’t cry
Be mine, be only mine
Sing to me always a song of compassion for my ugliness, and be with me, and smile
Стоит ли вообще комментировать этот текст? Те, кто видел At the Night Side, скорее всего, могли заметить, как сильно Сакураи ищет любви и…..не побоюсь этого слова, тепла. Вряд ли хождения в толпу (тем более такие) в контексте его личности можно рассматривать как простой фансервис. И это не желание романтической любви, это желание иметь кого-то рядом, просто рядом.
Пропев это желание, Сакураи наконец получает освобождение. В Kick (Daichi wo Keru Otoko\ The Man Who Kicks The Ground) мы получаем энергию в музыке и в исполнении. Схожий заряд был раньше только в Speed – что-то такое, что можно охарактеризовать только словом «свобода». На протяжении всей песни Сакураи танцует, пиная ту самую землю, о которой поет, и становится свободным. Он уже может себе сказать, что он клоун:
So clowns, dance, dance (that’s fate)—while you cry in a shining hell
Clowns, sing, sing (this is fate)—I’m returning to the truth in the darkness
И именно в этом признании чувствуется настоящая свобода, которая в некотором смысле приносит долгожданное успокоение. Сакураи находит свою «правду» и приходит к выводу, что она всегда рядом, всегда открыта для тебя, надо только шагнуть в правильную дверь, что он и делает.
Танцуя, гарцуя, мы вместе с группой перепрыгиваем на следующую песню и сталкиваемся с гротескным, едким и в тоже время очень и очень правдивым автопортретом Сакураи-звезды. Здесь он и клоун, и печальный поэт, и свинья, и насекомое, и обезьяна:
A sad poet drowns in drink and wears the shadow of mystery
If he gets just a few tears, he's happy
I'm sorry about the celebrity; the celebrity isn't me*
It's a double-edged sword—when I'm naked, the horizon has no top or bottom
It's pathetic, so pathetic—even though I'm alive, I'm lonely
I'm tired of being a clown; it's not easy being a clown
I'm alive
If I were to turn into a pig, you'd laugh
If I were to turn into a bug, you'd laugh
Думается, это единственная здесь песня, где каждая строчка, каждое слово – в яблочко. Если кто умеет показать правду, то это Сакураи. Он же ведь уже решил рассказать нам все (хотя многих все еще интересует, почему он не снимает рубашку XD). На мой взгляд, это последняя песня в сюжете альбома, оставшиеся два трека – это эпилог.
В Uta (Song) Сакураи еще раз задает вопрос «зачем я существую?», но уже с несколько другим оттенком – «зачем меня заставляют жить?». На мой взгляд, формулировка здесь играет важную роль, так же как и то, что он почти сразу же дает ответ на поставленный вопрос, уже без тени сомнения. В этой песне сочетается оргазм мировоззрения и оргазм в физическом плане, поэтому клип на эту песню такой…необычный, немного больной, но в тоже время какой-то невероятно забавный, но острый в плане образов.
В контраст с этим треком нас встречает Mienai mono miyou to suru gokai subete gokai da (Trying to see the invisible, everything is misunderstood). В сравнении с Uta эта песня поражает своим апокалиптичным и почти первобытным спокойствием, глубоким вокалом и клипом, от которого веет прямо-таки призрачностью.
Сам текст здесь похож на описание религиозного ритуала или жертвоприношения. В этой песне есть и танцы, и песни, и боги, и смех, и слезы. И это тоже некий вывод из всего альбома. Есть «своя» сторона, а есть сторона мистическая, есть общее, вечное, а есть что-то непостоянное, очень частное и конкретное. И все, что мы можем – это постичь это сугубо частное, разобраться в себе, выдернуть из себя все сорняки, найти себя в зарослях страхов и сомнений, пройти выбранный путь, но при этом быть как кобра зачарованным той непостижимой мистической стороной, той магией, которая всегда с человеком и в человеке. Всегда есть две стороны. Это и есть Six\Nine.
Эта псевдо-рецензия получилась какой-то путаной и нелогичной. Наверное, нельзя писать отзывы на вещи, которые тебе понравились, потому что сложно за восторгом и любовью выстроить какие-то конструктивные мысли и выразить их на бумаге (в Ворде), чтобы потом кто-то также вдохновился и заинтересовался. Гораздо легче писать что-то едкое и разгромное. Тем не менее, попытка анализа состоялась. А это все, на что надеялся атвор.